В родном южном городе о скинхедах слышали, но видеть не приходилось. Разве что пресса постоянно муссировала слухи о наци, об их факельцугах, каких-то тренировочных лагерях. Но всё это было как бы на иной планете, а может быть, об этом просто не хотелось думать.
Ресторан гулял уже по полной программе. Лёшка пел, Ирка смотрела на Липкина влюблёнными глазами, а Липкин со скрипкой ходил между столиков и, как умел, делал вещи. Приняв очередной заказ, он подошёл к эстраде и передал Лёшке деньги, но объяснить, что нужно исполнить и для кого не успел.
Один из «бритых», видимо, главный, встал, подошёл к эстраде и начал говорить.
Слова он произносил утрированно чётко. Видимо так, как говаривал какой-нибудь штурмбанфюрер из документального фильма перед пленными красноармейцами или в Варшавском гетто.
– Вы можете работать, но пока мы здесь отдыхаем, чтоб я не слышал песен этих Розенбаумов, Высоцких с Шуфутинскими. Ясно?
Говоря это, он смотрел в глаза Липкину.
Ресторан притих. Смолк гомон за столом с цветами, где сидели несколько мужчин.
Лёшка зарядил что-то из Круга.
Кровь прилила Липкину к голове. Он не был бойцом, хотя два раза дрался из-за девчонок. Но это было давно.
Многие его друзья в прошлом занимались боксом, борьбой или карате: теми видами спорта, которыми обязан заниматься каждый уважающий себя пацан.
Липкин завидовал им, но его, согласно семейной традиции отдали в музыкалку, чтоб он стал…
Это другая история.
И понял Липкин, душой понял, понял каждой клеточкой своего тела, что если будет так, как пожелал бритый, по-фашистски, то жизни той, которая была прежде, уже не будет.
Липкин поднял скрипку и начал играть «Хава Нагила».
Лёшка умолк. Остальные трое подошли к главному, и теперь уже восемь глаз требовательно и нагло смотрели на Липкина.
– Липа! Ну, зачем тебе это? Чего ты быкуешь? – Шептал за спиной Лёшка.
А Липкин играл, хотя немного подрагивали руки.
Но они-то, бритые, этого не могли знать. Значит, всё было правильно.
На последних тактах «Хава Нагила» к «бритым» подошёл Иваныч и что-то тихо сказал, едва шевеля узкими губами.
Трое «бритых», как по команде, повернулись, и вышли из заведения. Главный оплатил счёт и убрался вслед за дружками. Цепкий взгляд водителя Мерседеса сопровождал бритых до тех пор, пока они не повернули за угол.
– Не всё потеряно, – подумал Липкин.
Потом Иваныч пригласил его за свой столик. Липкин спрятал скрипку в фигурный чёрный футляр и присоединился к Иванычу, хотя прежде никогда не подсаживался к гостям (в кафе это не приветствовалось).
Через час Иваныч уехал, а Липкин напился, как никогда в жизни. Ирка отвезла его домой. Лёшка на следующий день не вышел на работу.
Цветана Шишина, Арад
Цветана Шишина
Родилась в Крыму, в Симферополе. В юности занималась в музыкальной школе, балетной студи, играла в народном театре. В результате, стала технарём. Писать начала, когда переехала на постоянное место жительства в Израиль и поселилась в городе Арад.
«Полёт гордой птицы» рассказывает об одном из героев Израиля. По её мотивам в 2009 году вышла книга на иврите. Опубликована на сайте «Проза. Ру».
В 2010 году роман «Звенящая нота „Ля“» вошёл в список лучших на сайте Современной прозы.
Публиковалась в сборниках Международного Объединения «Междуречье» (Россия, Украина, Белоруссия) и Альманахе «Строка» (г. Арад), Израиль.
Номинирована на премию Писатель года в 2014 и 2015 году на сайте «Проза.ру». Продолжаю играть в писателя с нерегулярной периодичностью. В сентябре 2016 вышла в свет новая книга «Отражённые в зеркалах» – рассказы, миниатюры, стихи.
Полёты во сне и наяву
Давно во сне я не летаю,А так захочется поройПройти над бездною по краю,Держась за шаткий мост рукой.Вдруг ухнуть вниз, но не разбиться.Лишь полетать, но не упасть.Подросшим, к утру пробудитьсяИ потянуться телом всласть.У взрослых жизнь совсем другая…Со страхом двигаются к краю.И чтобы в бездну не взглянутьНескользкий выбирают путь.Им шаткий мостик – не опора,Из камня дом, кругом заборы,А для полётов – самолёты,Но в жизни на полёты квоты.Теперь во сне о том вздыхаю,Что страшно мне скользить по краю,Не заступив судьбы черту,Иначе в бездну упаду.И как же грустно думать мне,Что не могу летать во сне.Подросшим поутру проснутьсяИ просто солнцу улыбнуться.
Фарфоровая балерина
Фарфоровая балерина стоит на пальцах,Ножкой стройной ножку бьёт.Сейчас она закружится под звуки вальса….Прыжок её, как бабочки полёт.Или она исполнит сложный пируэт,Иль арабеск под звуки кастаньет.Красивой головы изящный поворотИ руки скруглены, как крылья белой птицы,А за окном жизнь улицы идётИ дней поток уже не повторится.Беззвучно, как в немом киноМеняются картина за картиной,Тебе же остаётся лишь одно:Стоять на тонкой ножке, балерина.Не растрепался ни единый волосок.И пачка ни качнулась и не смялась.Забытая меж рам давным давно,Глядит в окно, а с миром распрощалась.И дом уже под снос, нет ни души живой,Её не потревожат даже мухи,Промчались годы бурною рекойИ унесли весёлых танцев звуки….Теперь в тиши пылится МагдалинаСтоит на пальцах, ножкой ножку бьёт….Фарфоровая балерина.Никто уже за нею не придёт.
Мечта
(ироническое)
Как славно было бы проснуться,Напиться утренней росы,В рассветный воздух окунуться,Забыв про нудные часы.Пойти в поля. Раскинув рукиЛежать в нескошенной травеИ не испытывая мукиС любовью думать о тебе.Открыть в себе ещё таланты:Писать стихи и песни петь,Надеть балетные пуантыИ, как Уланова взлететьКрасивые раскинув руки,Как крылья лебедя в воде.Не ощущать тоски и скуки,А только думать о тебе.Одетой быть, как королеваСлыть умной, милой и святой,Как Назаретинская дева —Ты б оставался только мой.А ночью звёзды в небе синем…,Ты шепчешь нежные слова…Играю я на клавесине,Так, что кружится голова.Как славно вместе нам проснуться,Напиться утренней росы,С разбегу в речку окунуться.Со мною рядом только ты.Вдвоём в траве, раскинув рукиЛежать. И глядя в небеса,Паденья капель слушать звукиИ звонких птичек голоса.Как лень мне с этим всем возиться,Да и мечта мне только снится.
Живи
Приснился сон, или почудилось мне это наяву?Высокий Храм привиделся небесной красоты,Призывно дверь распахнута, и я в неё вхожу,Смиренно к алтарю иду, кладу цветы…В пределе полумрак и блеск свечей,Меня окликнул голос. Оглянулась – чей?Мадонны светлый лик, склонённый ко Христу.Покорной грешницей на зов её иду.Гляжу в её печальные глаза…И словно синие разверзлись небеса,В волненье закружилась головаИ зазвучали ангелов слова:– Ты слышишь голоса людей родныхУже ушедших и ещё живых.Их стройный хор поёт: – Живи, живи…Сливаясь нежно в музыку любви.А ангелы вокруг кружат, кружатВвысь неба будто взять меня хотят.Их трубы песне вторят в унисон…Становится понятно – то не сон.Пришли они помочь моей беде,Со мною шелест лёгких крыл везде.И с верой и с любовью пополам,Мадонна с ними – вечный образ мам.
Михаил Городнер, Мицпе-Рамон
Михаил Городнер
Родился 14.01.1979 года в городе Никополь Днепропетровской области (Украина, СССР). Окончил музыкальную школу по классу кларнет – фортепиано. На протяжении пяти лет профессионально занимался народными танцами.
В 1994-м году репатриировался в Израиль. Приехал по программе «НААЛЕ». Закончил двенадцати летнюю школу в Иерусалиме. Служил в войсках связи в Армии Обороны Израиля. С 1996-го проживает в Мицпе-Рамоне.
По специальности – воспитатель детского сада, где отработал несколько лет. Учится заочно в Открытом Университете Израиля на историческом факультете. Женат, отец четырёх детей. В свободное время увлекается книгами, музыкой и коллекционированием. Работает в организации «Тигбур» по уходу за престарелыми людьми.
Зима и лето
Утром сильно дует ветер,Ярко светит солнце днём.Нет нигде такой погоды,Как в Израиле моём!Утром куртку надеваю,Майку я снимаю днём.Нет нигде такой погоды,Как в Израиле моём!Утром руки холодеют,Льётся пот ручьями днём.Нет нигде такой погоды,Как в Израиле моём!Утром хочется мне солнца,Ветерка хочу я днём.Нет нигде такой погоды,Как в Израиле моём!Утром жду прихода лета,О зиме мечтаю днём.Нет нигде такой погоды,Как в Израиле моём!
Моя работа
